лишения зимнего побега. С этим чувством он начал ждать удобного момента, чтобы через надзирателя передать письмо на имя дядюшки Акселя, надеясь с его помощью выбраться из тюрьмы. Готовясь к побегу, он спрятал в тюфяке четверть пуда сухарей и мешок сушеной рыбы, которые, не задавая лишних вопросов, доставил ему тюремщик. Сделав вид, что его знобит, Свиньин попросил надзирателя принести ему полушубок. Падкий до денег ключник, казалось, готов был из кожи вон вылезти лишь бы угодить богатому арестанту.
Но ничего из того, что Алексей заготовил заранее, ему не пригодилось. Помог счастливый случай. Однажды он попросил надзирателя принести свежий номер стокгольмской газеты «Dagens Nyheter», в которой с интересом прочитал довольно-таки смелую статью, раскрывающую суть «дружеских услуг» нейтральной Швеции, предоставляемых спецслужбам Германии, в которой приводился в пример и знакомый ему случай ареста французского шпиона стокгольмской полицией. В дополнение к этому, почти треть полосы газеты было отведено полемике вокруг запроса группы депутатов риксдага к правительству о беспрецедентном вмешательстве немцев во внутренние дела Швеции. Привыкший скрупулезно анализировать всю поступающую к нему информацию, Алексей сделал для себя неожиданные выводы о том, что, во-первых, слова дядюшки Акселя о депутатском запросе оказались очень своевременными и вызвали в обществе бурную полемику, а, во-вторых, что в то время, когда Германия во многом зависит от поставок шведской стали, марганца и других материалов для производства оружия и боеприпасов, немцам было явно невыгодно портить отношение с этой страной.
«А это значит, – радостно заключил Свиньин, – что можно надеяться на мое счастливое освобождение. Для этого нужно всего лишь проинформировать газетчиков о том, что шведские власти, идя на поводу германских спецслужб, содержат в Лонгхольменской тюрьме секретного заключенного, которого немецкая контрразведка с помощью местных жандармов арестовала, как французского шпиона».
Он написал и отправил с надзирателем на почту два письма. Одно в адрес газеты «Dagens Nyheter», а другое дядюшке Акселю, в котором объяснял ситуацию и попросил всего лишь посодействовать более широкому освещению своих злоключений в прессе.
Реакция общественности не заставила себя долго ждать. Через несколько дней Алексей вышел из тюрьмы, словно национальный герой, о котором потом еще долго вспоминали стокгольмские газеты, как о счастливчике, на волне пацифистски настроенного общественного мнения выскользнувшем из цепких лап немецкой контрразведки. В то время, как в штабе Северного фронта этот его демарш посчитали лишь счастливым провалом миссии, которую штаб-ротмистр Свиньин так и не смог завершить. Коллеги потом еще долго вспоминали о его заграничных похождениях, называя Алексея в шутку «Лонгхольмским сидельцем».
Глава IX. Псков (Февраль-март 1916 года)
1
Неудачная поездка штаб-ротмистра Свиньина в Стокгольм не особенно беспокоила Баташова, тем паче, что все обошлось для того благополучно. Последнее время генерал больше всего был озадачен провалом агентурной сети в Стокгольме. Прекрасно понимая, что после предательства Ома требуется тщательная проверка резидентуры в Копенгагене и Берне, он никак не мог принять окончательного решения, связанного с дальнейшей судьбой попавших под подозрение резидентов. После долгого раздумья у него возникла идея – использовать двойного агента Ома в своей игре, основной целью которой была маскировка сосредоточения войск фронта в районе предстоящего весеннего наступления. Чтобы противник уверился в том, что информация о формировании ландверного корпуса с последующей его передислокацией в район Вилькавир-Шавли принята русскими за чистую монету, он, хотя бы в течение нескольких месяцев, не должен был решать окончательную судьбу Скандинавской агентуры. Доложив главнокомандующему о том, что полученные из-за границы депеши о развертывании ландверного корпуса содержат дезинформацию, а также о том, что стокгольмский агент-групповод – предатель, Баташов предложил повременить с ликвидацией организации Ома и проверкой других резидентур, чтобы поддержать игру, развязанную германской разведкой. Он искренне заинтересовал Плеве своей идеей передать немцам через Ома нужную дезинформацию о том, что Северный фронт занимается усовершенствованием и дооборудованием оборонительных сооружений и не планирует никакого наступления. А все передислокации частей в ближайшее время якобы будут связаны с усилением обороны против германского участка Вилькавир-Шавли, где планируется развертывание ландверного корпуса. С этой целью он направил Ому шифротелеграмму, где от имени генерала Плеве поблагодарил его за ценную информацию, получив которую командование фронтом отказалось от наступления и на направлении Вилькавир-Шавли решило усилить оборону. Правда, ему так и не удалось уговорить главнокомандующего выделить деньги для вознаграждения предателя. И чтобы господин Ом не заподозрил подвоха, Баташов выслал ему положенное вознаграждение из своих сбережений, несколько сократив денежное содержание семьи.
Для того чтобы иметь достоверную информацию из первых рук, Баташов в начале февраля отправил в штаб пятой армии штаб-ротмистра Свиньина, главной задачей которого было изучение разведывательных данных, поступающих из частей и соединений на месте. Через неделю Алексей прибыл из командировки и сразу же направился к генералу.
– Евгений Евграфович, все получилось так, как мы задумали! – с порога обрадованно воскликнул штаб-ротмистр. – Немцы полным ходом развертывают свои фиктивные дивизии перед фронтом пятой армии…
– Ну, когда же я научу тебя штабному порядку? – прервал радостно возбужденного офицера Баташов. – Присядь и успокойся и только после этого докладывай, сосредоточившись на главном.
Дождавшись, пока Свиньин займет место у стола, генерал не торопясь налил из графина в стакан воды и протянул его штаб-ротмистру.
– Покорнейше благодарю, – отказался от воды нетерпеливый офицер. – Мне руки обжигает папка со свежайшими данными о противнике.
– Ну, раз тебе так не терпится порадовать меня результатами своей работы, то начинай, – окинув Алексея отеческим взглядом, сказал генерал. – Я весь внимание.
– Мне удалось поговорить с десятком добытых пластунами пленных немцев, – начал штаб-ротмистр, – и все они, как один, уверены в нашем скором наступлении и, что самое главное, они нас боятся!
– Выкладывай факты, – промолвил заинтересованно Баташов, – а выводы я с Божьей помощью сделаю сам.
– Пожалуйста, примеры. – Алексей вытащил из папки допросные листы и, разложив их на столе веером, взял наугад крайний лист. – Та-ак… Вот, что поведал мне перебежчик из Баварской кавалерийской дивизии: «Нервы у всех за последнее время крайне взвинчены – в окопах держится слух, что русские усиленно готовятся к наступлению. Попадание в окоп русского тяжелого снаряда вызвало паническое бегство всех, не исключая унтер-офицеров. Офицеры за последнее время злоупотребляют спиртными напитками; в полку такое настроение, что, если летом война не кончится, будет поголовная сдача в плен. Сильно действуют на солдат толки о женских голодных бунтах в Германии». Трое пленных 17-го полка 42-й пехотной дивизии в один голос заявляют, что они ожидают русского наступления и потому всю ночь стоят под ружьем. В случае отступления есть приказ взрывать орудия, так как увозить их из-за недостатка
